Генрих Штаден

( род. ок. 1542 )
Дальше лежит монастырь, наибогатейший монастырь по всей стране, по названию Троица. Отправляйся дальше и грабь Александрову слободу, заняв ее с отрядом в 2000 человек! За ней грабь Троицкий монастырь! Его занять надо отрядом в 1000 человек, наполовину пеших, наполовину конных.
Генрих Штаден

      Сколько правителей всех мастей во все века зарилось на богатство Троице-Сергиева монастыря, но никто так нескрываемо нагло не призывал грабить страну и Троицу, как бесстыжий плебей немец Генрих Штаден.
      Невольно закрадывается сомнение в искренности человека, когда он без зазрения совести через слово вставляет в письме к своему императору Священной Римской империи германской нации верноподданническое обращение "ваше римско-кесарское величество" и на все лады заверяет это "величество" в своей бескорыстной преданности.
      "Быть может, кто-нибудь скажет, - откровенничает смекалистый Генрих Штаден, - что все это я делаю в расчете на деньги или подарки. На это я отвечу так - я делаю это для вашего римско-кесарского величества по своему желанию и даром ... дабы держава ваша была бы во главе всего мира, дабы она не то что не пошатнулась бы или ослабела, но, обратно, приумножилась".
      Предлагает же услужливый Генрих в письме 1579 года "всепресветлейшему, вельможнейшему, непоколебимейшему римскому императору Рудольфу II ни мало, ни много, а "План обращения Московии в имперскую провинцию", плюс сведения о стране и ее правлении, плюс свою биографию, обмолвившись в ней как бы ненароком о том, что "за получение от меня такого описания король польский очень много дал бы мне, когда я был послан в Польшу", умолчав при этом о том, что этот план захвата Московии он разработал вначале для немецкого пфальцграфа Георга Ганса и обсуждал его с ним.
      Из письма становится ясно, что накопленное богатство сведений о России (а он изъездил ее вдоль и поперек) предприимчивый Штаден решил обратить в звонкую монету, а для этого, по его понятиям, все средства хороши, включая и неприкрытую лесть.
      В автобиографии, посланной императору, Генрих Штаден без стеснения, с прямодушной похвальбой рассказывает, какой он удачливый, оборотистый и смекалистый малый, как он, следуя беспроигрышному принципу "кто смел, тот и съел", умеет обвести вокруг пальца своих друзей и противников, как ловко может объегорить простака и выйти сухим из воды в любой безнадежной ситуации.
      Странно, что при таких природных задатках сын "благочестивого" бюргера из города Ален в Вестфалии Генрих Штаден мечтал посвятить себя служению Богу - стать пастором. И проповедовал бы он христианскую мораль, если бы в пасторской школе не нанес полусмертельного увечья своему однокашнику и не сбежал бы от сурового наказания в Лифляндию.
      В Любеке и Риге в то время спешно возводились укрепления в ожидании нашествия войск Ивана Грозного, и наш беглец стал за гроши возить тачки с землей на оборонительные валы. Физический труд - дело трудное и невыгодное: Генрих мечтал о большем.
      Нажиться удалось воровством, когда ему поручили раздавать заработанные землекопами деньги. "Тут я так снабдил себя марками, - похваляется молодой, да ранний Штаден, - что мне не пришлось уже больше работать на валу, и я мог спокойно прогуливаться по валу и осматривать его. Так я изучил, как следует насыпать или сооружать валы".
      Обобрав товарищей, Генрих сбежал. Служил хозяевам лифляндских хуторов - убегал; занимался торговлей - бросал; наконец пристроился грабить с поляками "дерптский округ" и пленных "русских бояр с деньгами и всяким добром. Добыча делилась поровну, а потому я и не хотел доплачивать из того, что получил раньше, - пишет Штаден, возмущаясь нечестностью своих подельников. - Как-то они захватили меня в городе, бросили в тюрьму и грозили повесить.
      Вскоре, вдоволь насмотревшись на лифляндские порядки, которыми Лифляндия и была погублена, и видя, как хитро и коварно великий князь (Иван Грозный, - Ю.П.) забирал эту страну, я собрался и ушел на рубеж.
      Здесь опять пришлось мне подумать о виселице", потому что ловили и вешали всех, кто бежал от Ивана Грозного, и тех, кто бежал к нему.
      Чудом избежав виселицы, немецкий авантюрист, хват и проныра стал размышлять, кому продать себя подороже - России или Швеции.
      Русские оказались неразборчивее и щедрее, потому что не обращали внимания ни на одежду, ни на лицо, ни на знатность: "Если кто-нибудь - безразлично кто, но только не еврей - приходит на русскую границу, его тотчас же спрашивают - зачем он пришел. Скажет он, что хочет служить великому князю, его опять расспрашивают о различных обстоятельствах. Все его сообщения и речи тайно записываются и запечатываются". Потом, как пишет Штаден, дают деньги, везут в Москву, там снова расспрашивают, сверяя с тем, что он говорил на границе, и оделяют кормовыми, поместьями и двором в Москве.
      Для начала Генриху Штадену выделили на каждый день по полтора ведра меду, кормовые деньги, "шелковый кафтан, сукно на платье, а также золотой". Представили Ивану Грозному, и тот, распознав в нем родственную душу, доверился иностранцу, пригласил к царскому столу и пожаловал ему в Старицком уезде "село Тесмино со всеми приписными к нему деревнями Андрея Хлопова". Произошло это в 1564 году.
      "Итак, - самодовольно подытоживает ставший опричником грозного российского царя Штаден, - я делал большую карьеру (Da war ich auf der hohen Schul): великий князь знал меня, а я его.
      Тогда я принялся за учение; русский язык я знал уже изрядно".
      В роли толмача Генрих ежедневно "бывал во дворе у великого князя", за что получил вотчины и поместья, ранее принадлежавшие неугодным теперь Ивану Грозному князьям, - село Красное и Новое с шестью деревнями в качестве поместья, годовое жалование и земский двор в Москве, где расторопный опричник, живя в районе опричнины, быстренько наладил в земщине кормчество - изготовление и продажу пива, меда и вина, поскольку иностранцам, и только им, разрешалось держать корчму ("русским это запрещено, у них это считается позором", - объясняет Штаден). Попутно Генрих приторговывал мехами, скупал пустующие в Москве дворы, а "когда великий князь со своими опричниками грабил собственную землю, города и деревни, душил и побивал насмерть всех пленных и врагов", наш герой не ратерялся и примкнул к грабителю-царю.

Вооружение русских воинов. Рисунок из немецкого издания

Вооружение русских воинов. Рисунок
из немецкого издания "Московии"
Герберштейна



      Когда царь с опричниками начисто разграбил Великий Новгород и "все добро, все сундуки и лари" из города свезли в окрестный монастырь, Генрих оскорбился до глубины души несправедливой дележкой добычи и решил "больше за великим князем не ездить", а сколотить личную шайку.
      "Тут начал я брать к себе всякого рода слуг, особенно же тех, которые были наги и босы; одел их. Им это пришлось по вкусу. А дальше я начал свои собственные походы и повел своих людей назад внутрь страны по другой дороге". Угрожая расправой, его хлопчики выпытывали у прохожих сведения о богатых домах и монастырях и так добывали Генриху "деньги и добро".
      Однажды у церкви, когда его люди "устремились вовнутрь и начали грабить, забирали иконы и тому подобные глупости", Генрих Штаден помог шестерым всадникам (ими оказались опричники) отбиться от толпы местных жителей в 300 человек, наконец-то вставших на защиту самих себя от произвола царских слуг-опричников. "Одного из них, - пишет лихой Штаден, - я тотчас уложил одним выстрелом наповал; потом прорвался чрез их толпу и проскочил в ворота. Из окон женской половины на нас посыпались каменья. Кликнув с собой моего слугу Тешату, я быстро взбежал вверх по лестнице с топором в руке.
      Наверху меня встретила княгиня, хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей".
      Так развлекался и насильничал на русской земле наемник царя Ивана Васильевича и так до поры до времени, пока его не испугало возмущение "земских", обогащался: "Когда я выехал с великим князем, - подсчитывает Штаден свои доходы от грабежа, - у меня была одна лошадь, вернулся же я с 49-ю, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра".
      За активное участие в бандитском походе и за спасение шестерых промышлявших разбоем бедолаг-опричников от рассвирепевших земских жителей грабитель и насильник Генрих Штаден был щедро поощрен Иваном Грозным: "Тогда-то великий князь и сказал мне: "Отныне ты будешь называться - Андрей Володимирович". Частица "вич" означает благородный титул. С этих пор я был уравнен с князьями и боярами ... В этой стране всякий иноземец занимает лучшее место, если он в течение известного времени умеет держать себя согласно с местными обычаями".
      За "местные обычаи" Генрих Штаден держался обеими руками. Он понял, как надо действовать в России: держи нос по ветру, воруй, сколько влезет, а попадешься - откупайся деньгами. "В силу приказа, - пишет Штаден, имея в виду приказ Грозного, - все считалось правильным".
      Русские опричники-головорезы мемуаров не писали. Записки Генриха Штадена - один из немногих доподлинных документов этой эпохи вседозволенности и разгула царского самовластия.
      (Есть "Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана Васильевича", написанное немцем Альбертом Шлихтингом, взятым русскими в плен в ноябре !564 года и семь лет проведшим в России "в качестве слуги и переводчика" у итальянца, врача Ивана Грозного. В этом сказании нескончаемые дичайшие расправы Грозного над неугодными людьми в Москве, Александровской слободе, в Новгороде описаны с наибольшей полнотой. Ни в коей мере не оправдывая злодеяний Ивана Грозного, автор заметил, что в основе их лежит врожденное "зложелательство" московитов, "в силу которого у них вошло в обычай взаимно обвинять и клеветать друг на друга перед тираном и пылать ненавистью один к другому, так что они убивают себя взаимной клеветой. А тирану все это любо"... То есть, русские сами плодят своих тиранов и губят друг друга своими доносами, - Ю.П.).
      Вероятно, и безрассудная идея Штадена с планом легкого захвата Московии родилась в его голове от уверенности в том, что русские, хлебнув горюшка от Грозного, без какого-либо сопротивления перейдут под власть любого другого правителя. "Так жестока и ужасна тирания великого князя, - восклицает, оповещая своего императора, видавший виды Штаден, сам презревший всякую добродетель, - что к нему не чувствуют расположения ни духовные, ни миряне; ему враждебны все окрестные государи. Да! как язычники, так и христиане - и так, что и описать невозможно".
      Даже его, человека без стыда и без совести, поражают дикие указы "кровавого дикаря" Ивана Грозного. Не укладывается в его голове, как это царь, защитник и отец своего народа, может отправиться с опричниками "грабить свой собственный народ, свою землю и города", как можно одним махом разделить Москву на две части так, что "все те, кто жил по западному берегу речки Неглинной, без всякого снисхождения должны были покинуть свои дворы и бежать в окрестные слободы, еще не взятые в опричнину", после чего "опричники обшарили всю страну, все города и деревни" и "начались многочисленные душегубства и убийства в земщине. И описать того невозможно!"
      Не мог Штаден взять в толк, почему государь не хотел продавать хлеб своим подданным во время великого голода, когда "из-за кусочка хлеба человек убивал человека ... и много тысяч людей умерло в стране от голода, а собаки пожирали их трупы", тогда как у царя "стояло много тысяч скирд необмолоченного хлеба".
      А картины ненасытной кровавой расправы Ивана Грозного над безвинными слугами и во сне не снились наемнику-авантюристу Штадену. Примеров царского спонтанного "озорства" он приводит немало. Возьмем хотя бы несколько.
      "... великий князь пришел в Тверь и приказал грабить все - и церкви, и монастыри; пленных убивать (...). Всем убитым отрубали ноги - устрашения ради; а потом трупы их спускали под лед в Волгу. То же было и в Торжке; здесь не было пощады ни одному монастырю, ни одной церкви"...
      В Новгороде он дал "простор своему озорству: ни в городе, ни в монастырях ничего не должно было оставаться; все, что воинские люди не могли увезти с собой, то кидалось в воду или сжигалось. Если кто из земских пытался вытащить что-либо из воды, того вешали (...).
      Были снесены все высокие постройки; было иссечено все красивое: ворота, лестницы, окна".
      "Великий князь приезжал из Александровской слободы в Москву и убил одного из первых бояр в земщине, а именно Ивана Петровича Челяднина: на Москве в отсутствие великого князя он был первым боярином и судьей, охотно помогал бедному люду добиваться скорого и правого суда...
      Челяднин был вызван на Москву; здесь в Москве он был убит и брошен у речки Неглинной в навозную яму. А великий князь вместе со своими опричниками поехал и пожег по всей стране все вотчины, принадлежавшие упомянутому Ивану Петровичу. Села вместе с церквями и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями - были спалены. Женщин и девушек раздевали донага и в таком виде заставляли ловить по полю кур".
      С таким, с позволения сказать, государевым "геройством" не вяжется, по разумению Штадена, трусость Ивана Грозного при набеге крымского хана Гирея на Москву в 1571 году. Тогда "великий князь вместе с воинскими людьми - опричниками - убежал в незащищенный город Ростов", а в это время за шесть часов "выгорели начисто и город, и кремль, и опричный двор, и слободы", а "татарский царь Девлет-Гирей повернул обратно в Крым со множеством денег и добра и многим множеством полоняников и положил в пусте у великого князя всю Рязанскую землю". Через год хан Гирей снова вторгся в ослабленную опричниной Россию, и снова, "как и в прошлом году, когда спалили Москву, великий князь опять обратился в бегство - на этот раз в Великий Новгород, в 100 милях от Москвы, а свое войско и всю страну бросил на произвол судьбы". Сопротивление оставшихся воинов на Оке (в этом сражении участвовал и Штаден) было сломлено, города и уезды "уже были расписаны и разделены между мурзами", и только случайность спасла русскую землю от порабощения.
      Когда Иван Грозный наконец-то понял, что развращенные вседозволенностью опричники совершенно отбились от рук и даже не встали на защиту своего грозного покровителя в битве на Оке (в отличие от гонимых царем "земских"), он в 1572 году отменил опричнину - "игра была кончена". Земским возвращали имения. А поскольку судьба Генриха Штадена целиком зависела от воли Ивана Грозного, он в одночасье потерял все привилегии в Москве и "лишился своих поместий и вотчин".
      "Спустя некоторое время, - пишет обескураженный "местными обычаями" Штаден, - бросил я все, уехал в Рыбную Слободу (Рыбинск, - Ю.П.) и выстроил там мельницу. Но тщательно обдумывал, как бы уйти из этой страны".
      В 1576 году, пробыв около двух лет в Поморье и нажившись торговлей мехами, Штаден, прихватив товар, на голландском корабле покинул Россию с тайной надеждой вернуться, чтобы расквитаться с обидчиками за потерянное богатство и получить "долг с великого князя". Преодолев массу препятствий, Генрих как нельзя кстати оказался в Германии у герцога Карла, который представил его пфальцграфу Георгу Гансу, усиленно разрабатывавшему в то время план борьбы с Россией и план ее молниеносной военной оккупации, потому что для Запада не было большего врага, чем Иван Грозный, - "единственный под солнцем страшила басурман и латинов".
      Божьим провидением посчитал, наверное, пфальцграф Георг Ганс появление в его замке такого знатока московитской жизни, как Генрих Штаден. С помощью Штадена к началу 1578 года план оккупации Московии был разработан и надежно обоснован. Поскольку, считали они, крымский хан "с поддержкой и помощью турецкого султана (а ему помогут, безусловно, нагайцы, черкесы, татары Казанского и Астраханского ханств) ... рассчитывает захватить русскую землю", то крайне "важно для всего христианства" создать антимосковскую коалицию из стран Священной Римской империи, Пруссии, Польши и Швеции и, воспользовавшись слабостью обескровленной Ливонской войной Московии и повсеместным недовольством населения царем Иваном Грозным, овладеть Русской землей со стороны Ледовитого океана от Колы и Онеги и в глубь страны до персидской границы.
Александровская слобода при Иване Грозном из книги Я.Уьфельдта. XVI век.

Александровская слобода при
Иване Грозном из книги
Я.Уьфельдта. XVI век.



      Штаден подробно описывает "неизвестный путь или дорогу водою и сушею ("Weg zu Wasser und Land")" на Москву, отмечая наиболее значимые в торговом, экономическом и стратегическом отношениях, города, реки, селения, не только такие как Кола, Соловки, Холмогоры, но и места, где столетиями скапливалось русское богатство. В число этих притягательных для захватчиков пунктов попал и Троице-Сергиев монастырь. Представив Дмитров, Ростов, Ярославль, Переславль-Залесский как города незащищенные и запущенные, которые захватить не составит труда, Штаден заостряет внимание на Александровской слободе и Троице, стоящие на пути к Москве.
      "Далее лежит Александрова слобода; срублена она так: стены сложены из бревен, врезанных одно в другое и доверху засыпанных землей. Снаружи поверх бревен во избежание пожара выложена стена толщиной в один кирпич - от земли до стрельниц. Здесь лежит много денег и добра, что награбил великий князь по городам: в Твери, в Торжке, Великом Новгороде и Пскове. Дальше лежит монастырь, наибогатейший монастырь по всей стране, по названию Троица. Дальше лежит город Москва..."
      Разработчик плана оккупации Московии обозначил не только путь следования немецких войск к столице, но и рассчитал, сколько кораблей, орудий, вооруженных людей потребуется для того, "чтобы захватить, занять и удержать страну великого князя", и в какую сумму обойдется это богоугодное для римско-кесарского величества дело. Штадену хотелось убедить Рудольфа II в том, что захват России - дело пустяковое и куда как выгодное, а практические советы самого Штадена еще более облегчат ему путь к победе.
      Взяв Вологду, советует Штаден, "надо распорядиться насчет казны", которую хранит там Иван Грозный. "Монастыри и церкви должны быть закрыты. Города и деревни должны стать свободной добычей воинских людей". А потом... "Отправляйся дальше и грабь Александрову слободу, заняв ее с отрядом в 2000 человек! За ней грабь Троицкий монастырь! Его занять надо отрядом в 1000 человек, наполовину пеших, наполовину конных".
      И так, с восклицательными знаками, со словами "надо", "следует", "необходимо" бывшая правая рука Ивана Грозного Генрих Штаден рисует легкую и веселую победу. "Я твердо знаю, - убеждает он, - что кровопролитие будет излишне: войско великого князя не в состоянии более выдержать битву в открытом поле (...). И Москва может быть взята без единого выстрела (...). Когда русские увидят, что наше войско пребывает в стране и зиму, и лето, они поймут, что мы сумеем их защитить от великого князя (...). И когда русские увидят, что дело касается только великого князя, то его собственные русские немедля окажут нам поддержку. Настоящие воеводы великого князя все перебиты", а простые смертные воевать не умеют. (Об оскорбленном чувстве национального достоинства, о неизбежной ненависти к грабителям, к забредшим чужеземным "воинским людям", и о "скрытой теплоте патриотизма" русского человека иностранные доброхоты не имели и не имеют ни малейшего понятия).
      Детально расписал Штаден императору, как надо поступать с пленным царем и его сыновьями, как наказать сопротивлявшихся, как организовать управление этой обширной страной и как заменить догнивающие русские православные церкви построенными по соседству с ними католическими костелами. Единственным препятствием, по мнению Штадена, могут стать неграмотные русские люди, из которых даже "самый последний крестьянин так сведущ во всяких шельмовских штуках, что превзойдет и наших докторов-ученых, юристов во всяческих казусах и вывертах. Если кто-нибудь из наших всеученейших докторов попадет в Москву - придется ему учиться заново!"
Троце-Сергиев монастырь на рубеже XVII-XVIII веков. Фрагмент гравюры И.Ф.Зубова. Начало XVIII века

Троце-Сергиев монастырь
на рубеже XVII-XVIII веков. Фрагмент
гравюры И.Ф.Зубова. Начало XVIII века


      Столь многообещающему и четко разработанному плану покорения России с Севера при жизни автора не суждено было сбыться, хотя самый заинтересованный в его реализации Штаден объездил как дипломатический агент всех участников антимосковской коалиции. Ученые полагают, что его планом воспользовались англичане в 1612 году и Антанта в годы иностранной интервенции после Великой Октябрьской революции.
      Сам по себе труд Генриха Штадена оказался для историков неоценимым источником сведений об эпохе Ивана Грозного. 12 лет провел Штаден в России, шесть из них прослужил в опричнине. Только от него историки узнали, во имя чего была создана опричнина, как выглядел опричный двор на Неглинной, как вершился суд во времена Грозного и какими хитрыми способами набивали себе мошну его приказные ("За тем, кто пожелал бы пожаловаться великому князю, за тем внимательно следили и потом сажали его в тюрьму. Коли были у него деньги, он мог выйти вон, если же нет, он оставался сидеть, пока волосы не вырастали у него от головы до пупка"). Со знанием дела рассказал Штаден, как и почему было введено Грозным посошное обложение крестьян налогами и как он "достиг того, что по всей Русской земле, по всей его державе - одна вера, один вес, одна мера! Только он один и правит! Все, что ни прикажет он, - все исполняется и все, что запретит, - действительно остается под запретом. Никто ему не перечит: ни духовные, ни миряне.
      И как долго продержится это правление - ведомо Богу Вседержителю!"
      После 1579 года о жизни Генриха Штадена известий нет. О его записках заговорили в Германии лишь в 1917 году, и причиной тому – война с Россией. В России впервые перевел, прокомментировал и издал его труд И.И. Полосин в 1925 году. Последующих переводов и публикаций, по-видимому, не было.
      Как ни старался Генрих Штаден привлечь внимание сильных мира сего к своему труду, как ни намекал им отблагодарить его за заботу об империи - все оказалось напрасным. Более удачливые его сотоварищи, возвратившись из России домой, были пожалованы землями в счет компенсации за утраченные поместья в Московии, "хотя они и не ведали описанного мною Поморья Каргополь-Шексна" и "никогда и не помышляли об изложенном мною проекте!" - с горечью сокрушается обойденный наградами Штаден.